Выдохнув, Джон выпустил небольшое облако пара. Было ещё не холодно, по крайней мере, по его ощущениям, но температура постепенно приближалась к нулю при высокой влажности, потому за редкими людьми, спешащими в субботний вечер к семейному очагу или в дружелюбное и пьяное тепло таверн, тянулись быстро рассеивающиеся белые шлейфы.
Город, нашумевшийся за день, начал притихать, но вот-вот должны были прекратить работу культурные заведения и вовсю начать увеселительные, от чего то тут, то там появляться прихмелевшие компании молодых людей. По большей части веселые и безвредные, они будут наполнять улицы смехом и песнями, из-за которых их будет гонять пожилой городовой.
Серый город, покрасневший от лучшей заходящего солнца, сейчас казался Джону очень добродушным и живым.

Ему не было необходимости подпирать стену театра в ожидании конца пьесы. Линда должна была освободиться и прийти домой до темноты, потому он не сильно волновался за её безопасность. Но стоя здесь, отдавая себе отчет, что она от него находится в каких-то десяти-пятнадцати метрах и за двумя-тремя стенами, Сид чувствовал себя ближе к ней. Ему нравилось прислушиваться к затихающему городу, бою часов, возвышающихся над площадью, и быстрому цоканью каблуков по мостовой. Ему нравилось ждать её здесь и вместе возвращаться домой.
Местный сторож, привыкнув к Джону, давно перестал его гонять. Порой от скуки ли или от безделья, он выходил к нему покурить, обсудить погоду, рыночные цены или городские новости. Ничего из этого Сида не волновало, но он спокойно слушал, кивая и поддерживая разговор по необходимости. Иногда сторож даже спрашивал про то, как им живется с Линдой, и такие вопросы Джону нравились больше всего, но даже об этом говорить ему не нужно было. Ему было просто приятно лишний раз чувствовать, что они вместе.

Всего каких-то два года назад, Джон не знал, куда идти, чем заняться и как жить дальше. Освободившись, он не был уверен, что хочет вернуться домой, не хотел никого обременять своим прошлым и не знал, нужен ли он хоть кому-нибудь в этом мире. В таком настроение, с абсолютно чистой головой, свободным днём и почти пустыми карманами, он решил пойти в театр. На улице было холодно, и Джон не знал, хватит ли ему на гостиницу или даже таверну, той небольшой суммы денег, которая у него была. И именно столько ему понадобилось, чтобы оплатить билет.
Решение было спонтанным. Его выловил какой-то мальчонка, раздающий буклеты и предложил посмотреть представление. Джон никогда не любил театр. Не считая редкие цирковые представления, проводимые бродячей по стране труппой, он никогда не видел игры актеров и не был уверен, что ему понравится, но ему не куда было идти и отсидеть три часа в театре не казалось плохой идеей.
Была середина недели и многие места были свободны. Устроившись где-то на последних рядах, Джон безучастно смотрел в сторону сцены ровно до тех пор, пока на неё не вышла она. Наверное, это можно было назвать судьбой или любовью с первого взгляда, Сид не был настолько романтичным, чтобы давать подобные определения, но ему никак не удавалось оторвать взгляд от фигуры женщины с огненно-рыжими волосами. С темноты замершего в наблюдении зрительного зала, она казалась единственным источником света, и в тот же день, не имея никакого плана или представления, что он собирается делать, Джон дождался её у чёрного выхода, чтобы предложить довести её до дома.
Помятый, в постаревшей одежде, с небритым и серым лицом – он, наверняка, составлял очень подозрительное и жалкое зрелище.

Он мог бы ходить вечерами в театр и смотреть на Линду со зрительного зала. Пусть не всегда, но работа позволяла ему это, но Джону не нравилось. Иногда, слушая, как радостно она рассказывает об очередной премьере, он приходил в театр, выбирая одно из последних мест и наблюдая за ней, но делал это не для себя. Глядя на красивую, яркую, блистательную женщину, которая сегодня могла быть рабыней и нищенкой, а завтра императрицей и богиней, он не чувствовал её своей и от этого становилось больно почти на физическом уровне.
После постановки Джон был угнетет мыслями о том, кто он и почему позволяет себе раз за разом навязывать своё общество. В такие минуты, он ждал её с особым нетерпением. Ему нравилось, как ее отстраненное и словно одухотворенное выражение лица меняется, черты смягчаются и появляется улыбка, предназначенная только для него. Этот миг, когда она выходила к нему навстречу и прекращала быть той, незнакомой ему женщиной, был ему дороже, чем прогулки под руку.

Тогда в самый первый раз, разглядывая тревожное выражение на её лице, Сид боялся, что она испугается его предложения и откажется. Думать о том, где бы и кем он был в таком случае, не хотелось. Джон не мог сказать, что находился под сильным впечатлением от пьесы. Более того он был готов признать, что совершенно не помнит ни сюжета, ни реплик. На протяжении всей постановки Сид искал взглядом рыжий ореол волос и успокаивался только когда находил его.
Джон был под сильнейшим впечатлением от Линды, и именно она его спасла. Её улыбка, её голос, её смех, тепло её руки, аромат волос. В тот день он переживал, наверное, самый тяжелый период в своей жизни. У него не было ни цели, ни возможности к чему-то стремиться. Ему очень не хотелось выглядеть перед ней – девушкой, от которой перехватывало дыхание – разбитым, но совершенно не было сил что-то скрывать. У него ничего не было – ни денег, ни крыши над головой, ни работы. За свою жизнь он бывал и успешным, и не очень, но ещё никогда не находился настолько в жалком состоянии. И именно тогда его угораздило встретить женщину, с которой ему хотелось провести жизнь.
Ему было некуда идти и потому, когда она предложила ему ужин, Джон согласился. Остатки гордости, которые могли возразить, были затоптаны. Ему хотелось провести с ней больше времени.
На следующий же день он нашел работу. Взяли неохотно, на мизерную зарплату и испытательный срок – никому не хотелось иметь дело с уголовником, но Джон стерпел это – презрительные и недоверчивые взгляды, скудные и оскорбительные реплики, грязную и дешевую работу, - просто для того, чтобы вечером оказаться у задней двери театра, столкнуться с Линдой взглядами и увести её домой.
Он приходил снова и снова, никогда не признаваясь в любви. Линда была в его глазах слишком успешна и красива, и могла себе позволить кого-то лучше: богаче, чище, благороднее. Он знал, что должен прекратить это, перестать караулить её под дверью, дать ей возможность более достойной жизни, но это было выше его сил. Джон любил Линду и не мог позволить ей уйти с кем-то другим, с кем-то лучшим.
В этом эгоизме заключалась ещё одна причина, по которой он регулярно ждал её у стен театра

Закат был в самом разгаре, когда послышались голоса и топот множества ног. Представление подошло к концу, люди покидали здание театра и обменивались впечатлениями. Джон улыбнулся, прислушиваясь к ним. Он испытывал особенную гордость, когда голоса обсуждали рыжую актрису, когда говорили, что сегодня Линда особенно в ударе, ему было особенно приятно осознавать, что и сегодня она возвращается именно с ним домой.
За два года он смог заработать достаточно хорошую репутацию, чтобы устроиться на приличную работу с хорошей зарплатой. Слова посторонних ничего для него не значили, пока в глазах Линды отражалась радость от встречи с ним. Только это помогало контролировать злость, гордость, вспыльчивость. Даже если случались неприятности, Джон не бывал провокатором. Зная, что ошибки прошлого не исправить, он сделал всё, чтобы не наделать новых и привести свою жизнь в порядок.
Всё это время он искал в себе силы решиться сказать Линде всего три важных слова, смысл которых легко отражался в двух: «будь со мной». Ведь это совершенно нормально, хотеть для себя большего счастья?

- Здравствуй, - тихо произнёс Джон, выступая навстречу выскочившей из театра женщины. Каждый раз, когда он видел её, его сердце начинало биться скорее, а дыхание ненадолго перехватывало. Каждый раз, когда он видел Линду, ему почти непреодолимо хотелось сжать её в объятьях. – Великолепно выглядишь, - произнёс он, приближаясь вплотную, чтобы вздохнуть её запах и, закапавшись пальцами в копну рыжих волос, поцеловать в губы. – Я успел соскучиться.

Основное противоречие его отношения к Линде было в том, что он любил её и хотел ей счастья, и считал, что не может дать его, но всё равно не мог отпустить. Именно это противоречие изменяло его к лучшему, а её понимание, её внимательность, её теплота помогали сильнее, чем слова и советы.
Они были вместе, с редкими ссорами, с вечерними прогулками от театра до дома, с ужином и бытовыми мелочами. Они уже были вместе, и Джон понимал, что бесконечно тянет со своим предложением, и всё равно продолжал молчать.
Он должен был стать лучше, успешней, способней сделать её счастливой. Это стало своего рода манией, но приятной и совсем не мешающей жить. Ему всегда было легче достигать чего-либо ради кого-то. Может быть, это было немного нечестно и эгоистично, но иначе он не всегда находил в себе силы куда-то двигаться. Его близкие, его друзья, его окружение – он становился центральной частью мира, ради которого был готов на всё.
Сейчас, когда он не чувствовал себя отбросом общества, когда у него были уважение и перспективы, Джон хотел создать свою собственную семью. Не просто проводить время вместе, не просто гулять, не просто любоваться друг другом, а по-настоящему быть вместе, создать что-то общее, дать жизнь.
За два года их знакомства, он ни на минуту не переставал любить её меньше. Наоборот, с каждым днём, сталкиваясь с множеством её превосходных достоинств и порой до смешного нелепых недостатков, чувства Джона только становились сильнее. Он был почти уверен, что не смог бы жить дальше без Линды, но из-за того, что они никогда не говорили на эту тему, не мог быть до конца и полностью уверен в том, что она разделяет его чувства.

- Хотя ты и говоришь «наконец-то всё это кончилось», твои слова звучат неубедительно, потому что выглядишь ты при этом очень довольной, - хмыкнул Сид, который перестал замечать красоту заката, сторожа, снующих по улице горожан. Его взор был полностью обращён на Линду, но этого было вполне достаточно.
- Не говори так, словно я могу не прийти, - спокойным тоном, в котором угадывалась шутка и легкий укор, произнёс Сид, выводя Линду на центральную улицу. То тут, то там можно было увидеть  семейные пары. Наверное, со стороны они выглядели также, и эта мысль ему нравилась.
- Линда… - Джон собирался поговорить об этом дома, когда они останутся одни, но сейчас, когда решение было уже принято, любая оттяжка казалась бегством. К тому же он не хотел обременять её, в случае отказа. Не хотел, чтобы ей вдруг стало тяжело в его обществе. Не хотел к чему-то обязывать.
Солнце почти ушло, они были в двух шагах от её дома, когда Сид остановился. Он никогда не умел объясняться в своих чувствах, многое принимая слишком естественно, не следуя социальным ритуалам. Так ему было совершенно очевидно, что они любят друг друга, а значит должны жить вместе, скрепить отношения в браке, наделать сколько-то детей и думать об их светлом будущем. Для него было естественно, что сейчас, когда Джон накопил достаточную сумму денег, они должны были сыграть свадьбу, но он совершенно не знал, что и как нужно говорить в такой ситуации.
Слова признаний не шли из горла, и тогда Джон обнял Линду, прижимая к себе.
- Мне нравится в тебе всё, кроме фамилии, - сказал он. – Ты должна согласиться, что фамилия Сид звучит лучше.